Процедуру пленения котов Колянчик шлифовал на собаке. Он подбирал веревку определенного вида, нужной длины и толщины, вид узла и диаметр петли, массу приманки и способ ее крепления, высоту площадки для ведра и усилие, достаточное для его опрокидывания, защиту от нанесения травмы при этом. Эксперименты проводились рядом с крыльцом. Вода бралась из бочки для полива. Собака на первое ведро отреагировала, как всякая собака, с испугом, но после третьего ведра водные процедуры в душный вечер ей стали нравиться, и она вертела хвостом и бодро лаяла в ожидании очередной порции колбасы и последующей за ней воды. После приятного душа она тряслась и возбужденно носилась по всему участку, потом заскакивала в дом и ползала по коврику, обтирая с брюха, боков и спины остатки влаги. На эксперименты ушла вся вода.
А тут и бабуся пришла от соседей, чтобы успеть на сон грядущий полить из бочки грядки.
– О, господи! Откуда воды столько? – воскликнула она, наступив в потемках в лужу и чуть не растянувшись возле самого крыльца. – А где вода? Вода где? – в бочке было пусто.
Когда она зашла в домик, ей стало совсем плохо: вода из бочки, оказывается, была в домике, а еще тут же – половина гумуса с участка. Старенький же ковер был вообще похож на апрельскую грядку. Два проголодавшихся божьих создания, внук и собака, сидели в обнимку в углу и грызли что-то одно на двоих. Когда бабка как следует отругала их обоих и, сжалившись, полезла в холодильник за колбасой, колбасы там не оказалось – вся она ушла на эксперименты по пленению котов. Лиза же в это время шлялась где-то по закоулкам общества и ей колбаса для пленения кавалеров была совсем не нужна.
Дед, разумеется, этого раздрая не застал, так как приехал навеселе с последним автобусом, когда в доме уже все было прибрано и все угомонились. У бабки от минувших событий тюкало в голове, а дед в честь мирового финала заказал ей на завтра пельмени.
– Да что же я вам – пельменная машина! – воскликнула бабуся, но где-то часа в два ночи затолкала в морозилку сотню пельменей.
Уснув с мыслями о пельменях, с этими же мыслями дед и внук проснулись и уже с раннего утра были голодны, как волки. Они сидели за столом и ждали, когда бабуля их накормит.
– Знаешь, как в походе требуют еду? – спросил дед. – Смотри, – он перевернул миску и легонько постучал по ней ложкой.
Колянчик сделал то же, но от всей души. Сначала они били вразнобой, а потом стали дружно отбивать такт – дед тихо, внук громко – и оба самозабвенно.
– Да тише вы! – бабка вынесла из домика кастрюльку. – Оглохнешь с вами! Как в вас только с утра пельмени лезут?
– Хорошо лезут, – сказал дед. – И лезут, и вылезают – не жалуемся.
День, словом, начался хоть куда. Вот только у бабки не прошла от вчерашнего голова. Ну, день длинный, может, и пройдет. Ей бы, конечно, тишину, и все бы образовалось. Человек предполагает, а Бог располагает. После завтрака бабушка легла отдохнуть, пока не припекла жара, а дед устроился в тени яблони в старом уютном кресле с историческим романом в руках. Окунувшись в век семнадцатый, он размягчился, пару раз уронил голову на грудь и закемарил. Дремала и бабушка в избушке.
Внуку одному не спалось. Подготовив антенны, инструмент, провода, проволоку, гвозди, три шеста различной длины, фанеру и несколько дощечек, Колянчик, как живописец-баталист, стал вдохновенно готовить экран к четкому и ясному изображению решающего футбольного сражения.
Бабка проснулась сразу, а дед чуть позже, пока выбирался из XVII века. Проснулись от громкого стука молотка. Внук, как дятел, висел под крышей и приколачивал шест.
– Сорвешься! – дико заорала бабка, и внук действительно от испуга чуть не сорвался.
Пять часов Колянчик искал оптимальный вариант сочетания трех антенн – последовательное, параллельное, смешанное соединение, замкнутый и разомкнутый контуры, одно-, двух– и трехметровые шесты, алюминиевые, стальные и медные провода. Пять часов в воздухе висел непрерывный стук молотка и визг ножовки, два раза внук отдирал от карниза доску, изрешеченную гвоздями, и прибивал новую, пилил и сколачивал шесты необходимой длины (как потом оказалось, из черенков лу?ших лопат).
У бабки, понятно, головные боли от его рукотворья только усилились, а деда стали мучить недобрые предчувствия. Как бы не похерил внучок ему долгожданный финал.
Дед в третий раз предупредил внука, чтобы свое телемастерство он закончил, как минимум, за час до матча. Испробовав тысячу и один способ соединений, Колянчик остановился наконец на одном, который позволял отличить белое от черного и мертвое тело от живого. Деду и этого было достаточно. Не увижу, так хоть услышу, решил он. Не привыкать!
Но внук продолжал дерзать. Он достал со дна мусорного ящика две банки из-под сгущенки и тушенки, вымыл их, прокалил на костре, в который пошла вся растопка для баньки, включая березовый веник, обкрутил проводами и заменил основную антенну на крыше этими жуткими рогами. Вторая программа стала показывать почти идеально, были видны даже зубы ведущего, а первая – как показывала, так и продолжала показывать, вернее, не показывать.
И вот до матча осталось пятнадцать минут. Кресло придвинуто к телевизору, на столике нарезан сырок, лучок, огурчики, помидорки, черный хлебушек, справа под рукой в холодильнике пивко и водочка. Одна рюмашечка уже пропущена. Деда, будто тренера сборной, охватывает лихорадочное возбуждение. Он вожделенно поглядывает на пустую рюмку, что она скажет – не пора ли приголубить ее еще разок.