Подошли к столам. В углу слева Боб, потом Борода, справа от меня Сестра с ребенком, потом Рассказчик, жена Боба. У крайнего стола никого не было.
– Ребенка – на другой стол, – распорядился желеобразный врач.
– Как? – не поняла Сестра.
– Ребенка – на другой стол, – снова колыхнулось желе.
Сестра отвела ребенка к крайнему столу.
– Все готовы? Раздеться!
– Но тут нигде нет перегородок! – воскликнула Сестра.
– Повторяю: всем раздеться! Догола.
– Вам особое приглашение? – обратился ко мне пожилой врач.
– Не понял, – сказал я.
– Запишем, – сказал врач. – Не… понял… Раздевайтесь!
– Только после вас.
Я встал вполоборота к двери.
Врач с минуту молча смотрел на меня, а потом стал монотонно задавать вопросы. Его интересовало все: фамилия, имя, отчество, пол, год рождения, место проживания, образование, специальность, место работы… Видимо, он собирался ставить диагноз отдельно по каждому пункту анкеты. Когда он добрался до родителей, я на матери – любезно отослал его к ней и отказался отвечать на остальные интересующие его вопросы. Анкетой пусть занимаются кадры, сказал я.
– У нас анкеты занимаются кадрами. Давление?
– Сто двадцать на восемьдесят.
– Пульс?
– Шестьдесят четыре.
– Задержка дыхания?
– Минута сорок.
– Сколько раз мочитесь?
– А сколько надо? Послушайте, доктор, давайте ускорим этот процесс. Как вам удобнее, так и пишите. И вам так привычнее. А мне все равно.
– Хорошо. Температура? Тридцать шесть и семь. На учете онколога состоите? Не состоит. Дерматолога-венеролога? Нет. Нарколога? Нет. Жалобы есть? Нет. Рост? Сто восемьдесят два. Вес? Восемьдесят два. Объем груди? Сто восемь. Зрение? Единица. Глаза – два. Слух? А вот слух проверим. Что-то слухов стало много. Отойдите к стенке. Отвернитесь. Нет, не для расстрела. Зажмите одно ухо. Любое. Шесть.
– Десять.
– Хорошо. Теперь другое, противоположное. Семнадцать.
– Сто одиннадцать.
– Так, слух прекрасный. Плоскостопие – нет. Язык – не обложен. Моча, ага, моча – в пределах. Желудочный сок…
– Желудочного сока много, – сказал я. – Хватит на индейку.
– Желудочный сок – выше нормы. Нужна послабляющая молочно-огуречная диета. А в остальном у вас, как у космонавта.
– Можно в космос?
Врач, не отвечая, записал, что я здоров, коэффициент анормальности составляет семнадцать процентов.
– Так, теперь прививочку и можете быть свободны. Готовьте руку, – врач стал возиться со шприцем и ампулами.
– Я и так свободен, без прививки. Вот эти трое, и дама с ребенком, кстати, тоже. Они все со мной. Предупредите коллег. Во избежание эксцессов.
Врач подумал и согласился с моими доводами. Его коллеги также не возражали. Шприцы с вакциной экономятся, только-то и всего. Хотя врач, осматривающий Сестру, недовольно пробурчал себе под мясистый нос, что всех женщин надо прививать, как деревья, чтобы приносили плоды. Он, видимо, что-то спутал.
Покончив со мной, мой личный врач вымыл с мылом руки, достал из стола «Наставление терапевта» и углубился в изучение его оглавления.
Я отшустрился раньше всех. У Бороды еще только интересовались, на что он жалуется.
– Ноги обварил. Чем-нибудь смазать бы, а то у Сестры мазь кончилась.
– Надо быть осторожнее, когда на ноги льете кипяток, – посоветовал врач. – Вот вам рецепт.
– А где я это все возьму?
– Это ваши проблемы.
– Но вы-то окажите мне сейчас хоть первую помощь, – настаивал Борода.
– Первую помощь? – эскулап нажал кнопку.
Я давно обратил внимание, что у врачей лучше всего получаются безобразные записи в медицинскую карточку и нажатие на кнопочку.
Вошли четыре санитара.
– Обмойте ему ноги и все, что положено.
Санитары сунули под нос Бороде тряпку, тот обмяк, они подхватили его за руки, за ноги и унесли.
Вторым к финишу пришел ребенок. Врач спросил, как его зовут, и, не вдаваясь больше в лишние расспросы, заполнил карточку.
Зато Сестру обследовали с пристрастием и дотошностью – она была красивая женщина. Волосатые пухлые руки и блестящие круглые глазки не пропустили ничего: измерили пульс, давление, температуру, вес, рост, объем груди, талии, бедер, долго прослушивали легкие с двух сторон, на предмет отсутствия увеличения печени и воспаления аппендицита – клали Сестру на кушетку и, сопя, щупали обширную область возможного присутствия этих органов; на предмет отсутствия сколиоза – разворачивали Сестру к себе спиной, чертили зеленкой по позвоночнику пунктир и, облизывая губы, заставляли ее наклоняться и выпрямляться; на предмет отсутствия поясничного остеохондроза – опять клали на кушетку и, держа Сестру за пятки, поочередно поднимали ноги; на предмет изучения полной картины восстановления нормального пульса – предлагали Сестре трижды, с промежутком, присесть по десять раз. Желе тряслось, пыхтело, потело, а потом плюхнулось на стул и закрыло глаза.
– Что, гаденыш, слабо? – спросила Сестра.
Гаденыш, раскрыв рот и глаза, потянулся к кнопке.
Я перехватил его руку.
– Не надо, – приказал голос. – Никому ничего не делать.
Я выпустил волосатую руку. На ней остались белые следы от моих пальцев. Рука ударила по столу, рванула на себя ящик стола, достала таблетки, захлопнула ящик и стала сжиматься и разжиматься в бессильной ярости, как обрубок червя.
Мы оделись. Открылась выходная дверь, а через несколько секунд раздался голос:
– Десять человек – заходите!