Мурлов, или Преодоление отсутствия - Страница 221

221

– Ее можно было перевязать чем-нибудь.

– Не сообразила. Я молилась и плакала, плакала и молилась. Какое там соображать!

– Ты хоть что-нибудь ела?

– Не хотела.

Я приподнялся и сел на кровати, прислонившись к спинке. Слабость во всех членах и пустота в голове были, как после долгой изнурительной болезни. Но в меня уже стало проникать потихоньку, капля за каплей, блаженное ощущение покоя и радостное осознание того факта, что я жив, что я спасен, что спасла меня Гера и что она тоже тут, рядом, во веки веков…

В дверь постучали. Громко и строго.

– Откройте! – властно прозвучало в полицейский матюгальник.

– Началось, – вздохнула Гера. – Где там граната?

– Открой, – сказал я. – Давай помогу отодвинуть шкаф.

Я встал. Влез в свои железяки. Почувствовал, как силы возвращаются ко мне. Мы налегли на деревянную махину. С трудом сдвинули ее в сторону. Как ее осилила Гера одна?

В дверь вошел мундир в погонах и произнес:

– Именем закона!

В одном только месте я встречал настоящее имя закона: тарабарский король. И вот с этим именем, вслед за мундиром, в номер вошли развинченной походкой семь джинсовых молодчиков с оружием в руках и пять черноволосых мордоворотов в трусах и боксерских перчатках. И встали вдоль стены, поигрывая железками и кулаками. Глаза возбужденно горели, зубы влажно белели, желваки катались, груди вздымались. Оперетта, да и только! Где ты, Саня Баландин?

– Разрешите представить: наша великолепная семерка и Рокко с братьями. Сейчас они вас будут брать. Приготовьте вещички. Предупреждаю вас: по конституционному праву вы можете защищаться, но вам это зачтется в суде. Так, револьверчики мне, базуку тоже, перчаточки можете оставить, свинчатки нет? Смотрите! – обратился он к молодчикам и мордоворотам. – Обвиняемый, кажется, намерен оказать сопротивленьице? Что ж, так и запишем в протокольчике: оказал сопротивление. Активное? – спросил он меня. – Активное. По электротехнике помню. А вы пойдете как свидетель, – обратился он к Гере.

– Никуда я не пойду, – возразила Гера. – Оставьте меня в покое.

– Не пойдете – поведут. Вот, распишитесь. В этой графе. «Изъятие». Из номера изъят гражданин такой-то. Что? Ну, как знаете… Приступайте, – и, зевнув, мундир распахнул себе грудь, почесал шею и уселся поудобнее в кресло.

– Как брать? – обратился старший из семерки. Кажется, Крис. – По-рыцарски или скопом, по-нашему?

– Вы что, тоже рыцари? Вот не знал. По-вашему давайте. Вы же только по-вашему и умеете, чего спрашивать? Нечего кота за хвост тянуть. Скопите. Времени уже вон сколько.

Мундир спохватился, поднял вверх указательный палец правой руки, вскочил с кресла, взял с тумбочки гранату, стащил с нее резинку, которую я надел, приоткрыл форточку и выкинул. На улице рвануло. Где-то зазвенели стекла. Залаяла собака.

– Хорошо рвануло, – сказал мундир. – Не беспокойтесь. Там сейчас все равно никого нет. Можно, – разрешил он, опять угнездившись в кресле.

Но ему через мгновение пришлось оттуда выпасть, так как началась такая свалка, что потом бригада строителей месяц приводила в порядок этот номер и два соседних, а починить мундир уже не было никакой возможности.

Глава 60. Приговор Верховного суда. Обжалованию не подлежит

Очнулся я на суде, на скамье подсудимых, чем немало порадовал присутствующих официальных лиц, а присутствовали в зале суда только они одни. Видимо, им уже наскучило ждать. Здесь, как я понял, были: прокурор, адвокат, судья с помощниками и присяжные заседатели. Все как полагается, чтобы осудить человека по закону. Разумеется, были стражи порядка. За моей спиной и по бокам. На руках у меня были надеты наручники. Ни Геры, ни друзей, ни журналистов в зале не было. Да и зал-то не был похож на зал судебных заседаний, а больше походил на курилку с деревянными скамейками и плевательницей посередине. Плевательницей, скорей всего, буду я. Помещение было самое обычное, и тем не менее, зал был устлан плитами отчаяния и страха, на стенах мохрились и серели обои уныния, а по углам жались котята раскаяния и мольбы. Судью явно мучила отрыжка. Он морщился и пил маленькими глотками воду из стакана. Камень в желчном пузыре судьи – это камень на шее подсудимого. Да и вообще любой приговор суда – свидетельство бессилия суда, но свидетельство силы правосудия.

– Это военный трибунал? – спросил я.

Судья мой вопрос оставил без внимания и провозгласил:

– Коллегия Верховного суда начинает свое очередное заседание. Сегодня состав суда и присяжных заседателей прежний, а именно: коллектив ордена Посейдона ЖЭУ-1. Прокурор – вахтер Зубатов. Адвокат – его дедушка Зубатов. Судья – начальник ЖЭУ Гржимайло – это я. Его, то есть мои, помощники – его, то есть мои, заместители Анчуткин и Писсаро. Ну, далее идут присяжные… с известными всем именами… перечислять их за дефицитом времени не буду… – Гржимайло поднес список к глазам, – слесаря, дворники, уборщицы и наконец паспортистка Палеолог. Нам высочайше поручено сегодня осудить этого досточтимого Рыцаря к… Сколько там ему причитается? – наклонился он к секретарю.

– От пяти до семи, ваше сиятельство. Строгого.

– Хорошо. Итак, чтобы не тянуть резину (у всех у нас семьи), вы обвиняетесь… Встаньте, когда к вам обращаются! Помогите ему. Вы обвиняетесь в несанкционированном заболевании во время карантина и в срыве в результате этого клинической картины карантинной службы страны. И, как не выдержавший срока карантина, приговариваетесь к очередному сроку – к семи годам строгого режима отбывания наказания на галерах. После мореходной школы вы будете посажены на нижний ряд галеры «Бисмарк» и прикованы к скамье цепями. Подождите, не садитесь. Это не окончательный приговор. Теперь учтем поправки. Да, чуть не забыл. Власовна, в тридцать третьем трубу заварили?

221